Не может быть, чтобы мы одни такие. Масштабом, конечно, не вышли. Но ведь венец творения может и пятьдесят грамм весить. А два венца по пятьдесят - это уже что-то.
Я вообще-то собачку хотела, а все остальные - кошечку, но вышло, как всегда.
Как-то летом супруг мой любезный обронил фразу - А у нас в подъезде попугай живет.
- Да мало ли у нас кто в подъезде живет. А по некотором раздумии - Что, улетел у кого-то? Большой или мелкий?
- Вроде бы не улетел, в клетке сидит, внизу в холле. Волнистый. Берем себе?
- Вот так просто и берем. А может, кто уехал и оставил консьержке животину для присмотра.
- Ну, так я у нее спрошу.
- Ну, спроси.
Решили - если что, для нас попугаи дело привычное. Когда-то держали волнистых и нимфу, справимся. А в подъезде со сквозняками он недолго проживет.
Спросил - попугая хозяйка самолично выставила. Внучка приходит покормить. Консьержка узнает - надолго ли этот перфоманс, и можно ли попугаю в другую семью. Узнала - можно забрать, хозяевам больше не нужен. Велели передать - это мальчик, можно обучить разговору. Было две птички, но девочка померла. Мы, мягко говоря, прифигели. Забрали клетку с приданым - початой пачкой корма.
Попугайский мальчик, конечно же, оказался вусмерть перепуганной девочкой. Клетка малюсенькая, на манер каземата. Ни попрыгать, ни крыльями толком помахать. Как там двоих держали, непонятно. Клетка, похоже, не убиралась с момента покупки. В одной из кормушек - грязная вода с плавающим мусором. Кстати, момент покупки, точнее, торжественного занесения свежекупленной парочки волнистых в подъезд супруг видел той же весной, когда парковался. Удивительно, что вторая птица выжила при таком содержании.
На следующий день поехали за попугайскими хоромами побольше. Метнулись за ветками плодовых деревьев для жердочек. Зеркальце купили с колокольчиком, кормушки-поилки и прочее необходимое.
Пересадили в новые хоромы, зеркальце повесили. Жизнь стала налаживаться.
Когда стала разбирать старый каземат для помывки, ужаснулась - долго не могла вытащить поддон, мешал могучий слой засохшего гуано. Когда поддон наконец-то пошел, оттуда полетела потревоженная мошкара. Единственная пластиковая жердочка по причине поломки одного из держателей упихана в прутья и укорочена почти вдвое. То есть, не просто каземат - а особо строгого режима. У птицы в углу клетки на жердочке места, только чтобы сделать один шаг вправо или влево. И все.
В общем, много всяких мыслей было насчет прежних хозяев. Но поскольку на форуме нельзя по матерному, передать их разнообразие не берусь. Какая, однако, легкость бытия у людей - не вышло говорящей игрушки, так и попугай не нужен.
Птичку на новом месте положено подержать в карантине, хотя бы неделю-другую. Во время карантина выявили чесоточного клеща. Пришлось мчаться в ветаптеку - дельцид для обработки клетки, аверсектиновая мазь для неоперенных участков. Веселуха с лечением, заменой жердочек, обработка клеток, помывка, ошпаривание, пересаживание и прочее. Ну, попугаевладельцы поймут. Хорошо, что эта напасть самая легкоизлечимая. За четыре сеанса все наросты сошли, сделали еще две контрольных обработки, чтоб наверняка. Хуже, что птицу каждый раз надо ловить и мазать пораженные участки.
В общем, птичка была нами сильно недовольна. Только все наладится, как лезут к тебе страшными большими руками и мажут мосю возле клюва всякой дрянью. Память у них отменная и урок был усвоен накрепко - руки, это к большим неприятностям.
Но карантин подошел к концу, жизнь устаканилась. Старые слипшиеся от мази перья заменились на новые, стала красавица, перышко к перышку. К прикорму приучили, игрушек навешали. Назвали Фроськой. Потому что Фроська - Мазаная Моська. Освоилась, игручая, летучая и певучая оказалась. Любопытная, шило в попе - все, как попугаям положено. Как такую можно было загнобить и из дому выставить - уму не растяжимо.
Стала наша Фроська жить-поживать, добра наживать. Диснейленд ей соорудили над клеткой, для моциону. С жердочками-колечками-лесенками. Всю вредную растительность из комнаты убрали. Очень ей лиана под потолком нравилась, но пришлось снять - ядовитая она для попугаев, а они все пробуют на зуб поначалу.
Все бы ничего, но волнистик - птичка стайная, на манер воробья. Ей без компании скучно, а мы на полноценную стаю не тянули. Руки, опять же. Неизвестно, что от этих верзил ожидать. Стала наша барышня тревожным криком понемножечку всем мозг выносить. Немного помогала музыка. Особенно ей нравилась традиционная китайская - там такие специфические интонации и флейты. Подпевала во все попугайское горло. Но вы много традиционной китайской музыки за один раз можете выслушать? То-то и оно.
Вот сюда мы за музыкой ходим
Порешали ей компанию завести. Где один, там и два - разница небольшая.
Полезли на попугайские форумы, нашли дяденьку-заводчика с безупречной репутацией. Постучались в личку - мол, у вас товар, у нас купец. Провели переговоры, по рукам вдарили. Хотели взять птенца, - наша-то краля годовалая примерно. Но нашелся вариант получше - подрощенный мальчик, полугодовалый. И за себя может постоять, и за барышней поухаживать, и разница в возрасте небольшая.
Съездили, заводчик вынес нам в ящичке юного оболтуса. Мы масть и цвет не выбирали, но опять синий оказался. Мне-то больше зеленые нравятся, - чтобы перышки, как первая весенняя травка. Но везет постоянно на синих. Ну, синий так синий. Опять, значит, две синие птицы счастья. Дело хорошее, в хозяйстве завсегда пригодится.
Юный попугай был красив, как арабский принц. Ярко-ультрамариновое пузико и спинка, белоснежная шапочка, белые крылышки без волнушек. Длинный белый хвост. Большие черные глаза с длинными ресницами. Колечко на лапке. Название разновидности в устах заводчика звучало примерно так же, как имена этих самых принцев - запомнить сходу невозможно и фиг разберешь, где там имя-отчество, а где ИНН. Запомнили только «спэнгл», но на полноценное имя это не тянуло.
Стали присматриваться к повадкам. С одной стороны - зайчик белоснежный. С другой - а фиг его разберет.
А потом осенило. Попугайца у заводчика с незапятнанной репутацией брали. Мальчик-то из хорошей семьи!
Вспомнилось былое, надо запротоколировать. А то вдруг случится склероз или мемуары писать, а вспомнить-то и нечего.
