Сообщение
Platochek » 28 мар 2009, 14:36
Где-то попадалась книга по краеведению о Посаде, там, в частности, глава, посвященная творчеству Златы ольшевской.
Ссылку не сохранила, а главу-выкладываю.Душевно очень ...
О женщине, о розах и собаке
«Устала я от всего, цветами теперь занимаюсь с утра до ночи».
Можно подумать, что всю свою жизнь она занималась чем-то другим. Ольшевскую всегда окружали розы: вызывающе откровенные, пламенеющие торжественными рубинами и сладко-малиновые – «подарочные», розы тайного цвета любви и глубокого темного вина, трепетно юные, схожие со снегирями на снегу, розочки московской «Боярышни» с изумрудной листвой, буйные, страстные, пышные, прогибающиеся от собственной тяжести и неги карминно-красные цветы в кружевном убранстве Испании, искрящиеся золотым блеском и россыпями уральских самоцветов венки и букетики роз.
Это только ее розы, покорившие мощью и нежностью и рациональный Запад, и утонченный Восток: евроазиатская красавица, многие века не воспринимавшая чужой культуры, избалованная драгоценными шелками и изысканными узорами, изумленно покосилась вдруг на русское чудо, то ли найдя в цветах павловских шалей созвучие своей самобытной поэтической душе, то ли открыв неведомый мир, рожденный в самом сердце России; и кокетливая правнучка прекрасной Жозефины, пресытившись дворцовой роскошью и причудами сиюминутных кутюрье, без тени сомненья набросила на зябкие плечики все многоцветье земли подмосковной.
Дом богини
Здесь, в старинном русском городке, на земле, прославившейся самыми яркими платками, живет женщина божественной красоты, с именем богини – Злата. Народный художник России, имя которой вписано в энциклопедию «Лучшие люди России», лауреат премий имени Репина и профсоюзов в области художественного творчества, почетный гражданин Павловского Посада Злата Ольшевская, как и положено богам, живет, окруженная любовью близких, среди роз и камней в своем загородном доме, куда мы приехали вместе с верным другом Златы Александровны директором Детской художественной экспериментальной школы Валентиной Иноземцевой.
Чарик
Ее собака, маленький черный пудель – создание озорное и веселое. Я не знаю, породистый ли он, Чарик, но то, что хитер, умен, влюблен и предан – абсолютно точно. Пес встретил нас интеллигентно и с достоинством – ничего не выпрашивал и в разговоры не вмешивался – воспитан!
А разговоры все были о цветах, о знакомых: «Энотера, лилейник, листья красные… В конце июля можно пересаживать. У меня голубая трава повымерзла вся», «И у меня тоже». Размеренные слова уплывают в открытое окно в странный день – тихий, хмурый, теплый. В сером квадрате окна жестко вырисовывается профиль красивого лица с чертами редкими, благородными под простым белым платком. И руки, будто совершая какой-то обрядовый танец, разливают по тонким пиалам чай для гостей. В домушке страшно тесно, но по-дачному уютно и хорошо.
Пес с дивана внимательно следит за каждым движением хозяйки: он понимает язык ее жестов, ее взглядов так, что не нужно ни мысли, ни чувства, ни запахи переводить в чуждую форму звуков. А зачем? Да и невозможно это! Разве могут передать звуки, как узкая тонкая, дразнящая ароматом, невидимая струйка запаха вползает в дверную щель? Не мо-гут! А надо просто лечь носом поближе к двери, положить морду на лапы и, затаившись, улавливать эту зыбкую, трепетную мечту, наслаждаться ею и ждать, ждать , ждать: обычно мечты сбываются. А вот иногда… ну, нет, не об этом, не сейчас!
Чарик «незаметно» перебирает лапами, по-пластунски подбираясь к Злате Александровне поближе. Говорить, что он подхалимски ловит каждое слово хозяйки, было бы несправедливо. Их взаимоотношения определяются, скорее, словом «привязанность», когда одна живая душа истончается без другой, когда есть один мотив на двоих, и врозь им никак нельзя. Маленький друг готов на все для своей Златы: и прыгать позади дома с цирковой легкостью через обруч, и лапу давать, и самопожертвованно охранять немудреное хозяйство. Ольшевская с нескрываемой гордостью демонстрирует способности собаки.
Ах, Чарик, Чарик, совсем ты очаровал свою Злату Александровну. Она ведь искренне полагает, что выдрессировала тебя, как большого служебного пса, штуки всякие научила делать, а ты, черная твоя морда, бессовестно пользуешься ее любовью, – и кресло это твое – никто не смеет в него сесть, и подстилка возле дивана, и сама она только твоя. Эгоист! Знаешь ли ты, скольким хотелось бы сейчас быть рядом с ней – с другом, учителем, художником, мамой, бабушкой и доброй соседкой? За тот недолгий час, что мы были в тесном до невозможности доме Ольшевской, гости бесконечно тянулись в него, неся банки с вареньем, какие-то растения и, конечно, собственные радости и печали.
Красоты ради
Сдержанная и величавая, как-то очень старомодно и красиво, она принесла это издалека, оттуда, где пели Ахматова и Волошин, Бунин и Цветаева, Вертинский и Булгаков. И не растратилась вовсе, хоть и устала – озорство светится в глазах, любовь и ненасытность жизнью. Видимо, вкус к жизни до сих пор дает Ольшевской творческую энергию: в этом году она создала еще два эскиза новых платков. А на вопрос, как все успевает, с царственной небрежностью бросила: «Время только перевожу…».
Думаю, что в этом «переводе времени» и заключается соль ее жизни: созидать! Во всем, – копаясь в саду со своими знаменитыми цветами, каких нет ни у кого в округе, создавая детский театр, в котором царил бы самый настоящий творческий дух, рисуя эскизы шалей, вызывающие восторг и зависть всего мира…
– У нее все должно быть самое лучшее, – размышляет Валентина Федоровна Иноземцева, и как истинный член Союза художников России раздумчиво добавляет: «Злата красоту любит, смотрите, как у нее садовые инструменты стоят – готовый натюрморт».
А мне стало тепло – «Художники! И грабли-то у них красиво стоят», – и не сфотографировать Ольшевскую в лопатах и горшках я не смогла.
Меж тем разговоры о детях, камнях и искусстве незаметно из крохотной гостиной, увешанной рукодельными шторками и «коврами», переместились в сад.
Сад
Сад Ольшевской совсем небольшой, но многочисленные гости весь вегетационный период могут наблюдать бесконечные изменения в нем. Свою пеструю жизнь сад начинает ранней весной, робко раскрывая бледные звездочки нежных первоцветов, затем осторожно и несмело еще вспыхивает немногочисленными яркими пятнами прелестных нарциссов, тюльпанов, и уже к середине лета предстает во всей своей красе, расцвеченный красным, лиловым, белым, желтым на фоне плотной зелени. А осенью, жарко отполыхав, усталый сад прохладно вздыхает перед снежным и долгим сном. Он рождается внизу, у земли, всевозможной зеленой мелочью и постепенно уходит вертикалями стволов в самое небо. Вдоль дорожек, выложенных белым камнем, пестреют душистые флоксы и хрупкие водосборы, а может, дельфиниумы – всего не упомнить (а Злата Ольшевская запросто сыплет латинскими названиями, простодушно удивляясь моему невежеству), – тянутся болезненно клематисы, хватаясь за заборы, за беседку, и краснеет посреди лета шикарная лещина. Дорожка уводит нас дальше – вглубь рукотворного Эдема, к большому светлому камню, притаившемуся в ажуре темной листвы. Он был назван когда-то «Камнем сказок» маленьким еще в ту пору Степкой, внуком Златы Александровны. У этой великолепной глыбы отчетливые складки и борозды по всей поверхности, похожие на «линии жизни» человеческих ладоней, и он тянет к себе теплом созидания и «сокровенной мечтой», о которой рассказывают Ольшевской ее маленькие гости, частенько наведывающиеся в сад.
Розы Ольшевской
И розы, конечно же, розы – красоты неописуемой. Без них представить себе сад Ольшевской просто невозможно. В нынешнем году, когда в Подмосковье повымерзли все розовые кусты, шпалеры в ее саду ломились от изобилия терпко-малиновых и нежно-пастельных цветов, соперничающих друг с другом в звонкости и изяществе окраски.
Ольшевская смогла уберечь кусты только потому, что знает о своих любимицах все: как укрыть капризных южанок в нежданную стужу, сколько тепла и света нужно каждой, чтобы бодро встрепенуться по весне, какая из хищниц не потерпит соседства прекрасной конкурентки и как будет гармонировать по цвету, форме и характеру с другими цветами. Ольшевская с упоением рассказывает, как появилась в саду эта колючая малышка, и как вон ту, не удержавшись, отломила черенком в одном из розариев ВДНХ, а вон та и вовсе особенная…
…Много их было на долгом веку художницы, но много дней и ночей искала она одну-единственную – самую красивую из Королев, создавая ее силой и любовью своего дара, вдыхая в нее жизнь от жизни своей. И рождались они, полные, летние, совершенством затмевающие и фиолетово-синие ночи, и алые закаты, и желтый дорогой звон полуденного светила, кружащиеся в зелено-голубом вихре весны медальоны из роз изумительного цвета розового сердолика, тоньше и нежнее которого только запах их лепестков, утомленные палящим солнцем лета и вспыхивающие напоследок жарким огнем, розы – в золотом пространстве мироздания и в хрупком ледяном ожерелье, тесно прижавшиеся друг к другу соцветия странного, словно застывшего на морозе, цвета райского яблока и брусники с посеребренным бочком…
...
?
.
!
