Счастье у меня случилось- Шаль, от Неё, та самая. Но об ней самой позже. Главное ,что счастье оно всегда имеет свою теневую сторону.
Чего бы не радоваться- нежданно -негаданно, я и мечтать боялась о ней!.. от замечательного человека и приехала так быстро будто сама ко мне давно спешила..
А я её встретила, обняла и на следующее утро перезнакомила с домочадцами.
И теперь у меня родилась новая вселенная -всё вокруг неё.
А мысли.. А мысли всё о том ,что очень жаль - нет шалей Ольшевской . Что нет альбома работ Златы Александровны. А ещё лучше дневниковых записей. Как у Татьяны Мавриной например. Работы Мавриной, её слова у меня возникли почти что сразу как я посмотрела наяву на эту шаль. Потому хочется свои фотографии дополнить словами с книги Мавриной.
Сразу оговорюсь фото делала не для сравнений , просто и спонтанно,что оказалось поблизости. Кроме платочка с Троянды ,это мне подсказала предыдущая хозяйка этой шали -они мол перемигиваются глазенками-распашонками) Сравнения просто невозможны, нечего подобного по цвету не видела. И не могу сказать ,что вообще цвета передала верно,это просто фото для любования.
Ну и вот, смотрите ,что у меня получилось.
Что общего у Мавриной с Ольшевской? Они Сказочницы и мне кажется это не единственное что их роднит.
Далее цитаты из книги "Цвет ликующий"
«Ложусь спать на горах. Кладу шесть сказок в головах: одна разговаривает, другая спрашивает, третья звенит, четвертая шумит, пятая смеется, шестая плачет»
Восторг глаз
Предисловие
«Бывало, страшнее не было двух вещей: первое — в разные стороны уходящих поездов; второе — невозможности нарисовать то, что видишь», — записала в своем дневнике 75-летняя Татьяна Алексеевна Маврина (1900–1996). Одна только эта фраза позволяет почувствовать ту остроту и неординарность восприятия, которой отличалась эта женщина.
Перед вами книга, в которую вошли дневники и эссе одной из наиболее ярких и самобытных художниц России XX века. Татьяна Алексеевна прожила долгую жизнь, быть может, не очень богатую внешними событиями, но чрезвычайно насыщенную эмоционально. Внутренняя ее жизнь состояла главным образом в служении живописи — в создании радостного гимна земному бытию и красоте мира.
«Перелагать красками на бумагу свое восхищение жизнью» — вот, собственно, та цель, которую художница ставила перед собой, которая придавала ей силы и наполняла ее ежедневную деятельность смыслом.
(Кликните, чтобы почитать, что спрятано под катом)...К искусствоведческой литературе художница обращалась не часто, делая исключение для книг ее хорошей знакомой Н. А. Дмитриевой (автора текста к альбому Мавриной). Но читала много исследований о русском народном искусстве, о древнерусской живописи, о фольклоре, о сказках, пословицах, заговорах; то есть, по ее словам, «занималась изучением своей национальности». Художница была знакома и состояла в переписке с крупнейшими историками и искусствоведами — А. Рыбаковым, Д. Лихачевым, А. Василенко, А. Реформатским, И. Грабарем, Н. Н. Померанцевым, постоянно общалась с сотрудниками московских музеев.
В середине 1930-х годов Татьяна Алексеевна и ее муж, художник Николай Васильевич Кузьмин начали коллекционировать иконы и предметы декоративно-прикладного искусства. Большая часть этого собрания ныне находится в Государственном музее изобразительных искусств имени А. С. Пушкина, в отделе личных коллекций. Отдельные дары были сделаны Государственной Третьяковской галерее, в том числе икона XVI века «Не рыдай», и Музею А. С. Пушкина. Историю коллекции Маврина рассказала в статье «О древнерусской живописи», которая впервые публикуется на русском языке в настоящем издании.
Татьяна Алексеевна начала вести дневник в особенно счастливое для нее время — летом 1937 года, когда они вместе с Николаем Васильевичем проводили первое лето их совместной жизни в подмосковном Грибанове. Впоследствии записи делались «от избытка сил» и когда все шло относительно спокойно. Когда приходила беда, в дни болезни — ее или мужа, записи становились скупыми или не велись вовсе.
Дневники мы разделили по хронологии на 4 раздела. Первый раздел — 1930–1940-е годы — практически полностью воспроизводит одну тетрадь, самую раннюю и объемную (Маврина назвала ее «Летопись»). Она содержит обобщающие, почти зашифрованные записи — одна в год — с 1930 по 1936-й. А с 1937 по 1943 год дневник велся более подробно. За 1944 год — всего одна запись. С 1945 по 1958 год записей не велось, по крайней мере их не удалось обнаружить.
Второй раздел — 1960-е годы — начинается с мая 1959 года. Это — самая насыщенная информацией, самая динамичная часть дневников Мавриной. Татьяна Алексеевна полна сил и энергии, она ведет активный образ жизни, путешествует, «борется» с издателями, записывает интересные наблюдения, забавные эпизоды. В этом разделе представлены в хронологическом порядке записи из разных блокнотов и тетрадей.
К концу 1960-х складывается особый тип мавринского дневника: на листе слева — выписки, иногда очень объемные, на несколько страниц, из того, что она в тот момент читала, а справа она помещала дневниковые записи. Таким образом, структура дневника в определенной мере выявляла и картину жизни художницы, в которой существовало как бы два параллельных потока — жизнь бытовая, со всеми событиями, людьми, изданиями — и жизнь внутренняя, заполненная творческими поисками. Порой среди выписок из прочитанного встречаются ее полемические комментарии.
Раздел, посвященный 1970-м годам (из записей этого периода выпадает только 1972 год), — это летопись интенсивной работы Мавриной в детской книге с нешуточными идеологическими «битвами», которые разыгрывались в издательствах между сторонниками и противниками народного искусства. Когда читаешь этот раздел, трудно поверить, что автору текста — за 70, столько энергии и жизненной силы чувствуется в этих строках.
1980–1990-е годы — последний раздел дневников. В этот период уходят из жизни близкие Татьяны Алексеевны. Все больше ее волнует классическая музыка, которую она слушает по радио, все больше верит снам, все большее значение в ее жизни приобретают воспоминания, ощущения, предчувствия.
В ее записях встречаются удивительные строки, отражающие необыкновенную силу духа художницы, которой уже за 80: «Шла одна чуть не километр и разговаривала с деревьями и облаками вслух. Примерно так попросту: „Ты, синее небо, и черные елки, и бурые березы. Я вас люблю. Я на вас любуюсь, я счастлива этим“».
Цвет — основа видения художницы, ее язык, способ выразить «восторг глаз». «
Ушибленная цветом» — не раз говорит она про себя. Как именно развивался процесс творчества, как удавалось художнице, по ее словам, «из хаоса вытянуть красоту» — этот вопрос всегда интригует читателя. И хоть Маврина редко и скупо раскрывает свои профессиональные секреты и приемы, читая ее дневники, ясно можно представить, как она работала с конца 1950-х — и до конца 1980-х годов: первый этап — это зарисовки с натуры, которые Маврина делала во время дальних и «ближних» поездок, в блокноте помечала, где какой цвет будет нанесен. Потом, дома, по памяти, с этих набросков делались гуаши. Художница развила свою зрительную память так, что могла создавать большие композиции иногда через несколько недель после поездки. Писала она быстро, как правило в один сеанс, редко дорабатывала картину на следующий день. А через некоторое время, рассматривая композиции, «выставляла» сама себе оценки: от одного до трех крестов, три креста — высший балл. Кроме того, почти ежедневно работала дома, с натуры — писала натюрморты, иногда — портреты. Часто в ее композициях присутствовали фрагменты икон из коллекции. С конца 1980-х Маврина писала в основном только натюрморты с цветами на окне, эти поздние работы отличаются необыкновенно экспрессивным звучанием цвета.
«Мгновенью жизни дать значенье»
....................
"Первые годы во ВХУТЕМАСе еще не очень пленяли. Но вскоре все сменилось безоглядным увлечением живописью. Я забыла и Блока, и Гумилева, и все прочитанное, передуманное от Генри Джорджа до Волынского и Мережковского, Мутера.
Все променяла на фантастический вуз ВХУТЕМАС — где преподаватели ничему не учили, говорили: „Пишите, а там видно будет“. А писать было так интересно, что, придя домой, мысленно говорила: „Скорее бы наступило завтра, можно будет пойти в мастерскую и писать начатое вчера“».
«Несмотря на долгие годы учения (1922–29) — мы все самоучки. Учились главным образом, в двух галереях французских художников: Щукинской и Морозовской. Счастливые годы».
«Очень давно я прочитала толстенную книжку А. Волынского. Одна из цитат из нее про Джоконду вспоминалась во ВХУТЕМАСе, не забылась и сейчас; звучит она, примерно так: „А, может быть, художника интересовала не таинственная улыбка загадочной женщины, а просто сочетание зеленых и голубых тонов“.
Это по-ВХУТЕМАСовски. Ведь улыбкой Джоконды мы совсем не интересовались. Весь ВХУТЕМАС держался на „сочетаниях“ — только не „тонов“, а „цветов“. Тона у старых мастеров — цвета у нас. Цветом со времен ВХУТЕМАСа ушиблена и я. И сейчас не буду писать, если мне неинтересно цветовое решение».
В самом начале сороковых годов, после долгих лет оттачивания техники рисунка и композиции в многочисленных ученических натюрмортах и ню, у Мавриной появилась совершенно новая тема для вдохновения. «Когда я училась в мастерских ВХУТЕМАСа ещё на Мясницкой улице, то поражалась каждый день разительным контрастом - рыцарских лат и гипсов на лестнице на фоне золотых фигурных куполов с большими узорными крестами, занимавшими весь вид из больших окон. Так близко стояла маленькая церковка Флора и Лавра. В войну, проехав раз по Сретенке на автобусе, увидала за домами собор XVII века - такой же, как в книжках Грабаря. И увидела всю его вековую красоту. И она может погибнуть от бомбёжек! И надо зарисовать, пока стоит целая». Нарисовать все храмы и монастырские ансамбли Москвы - именно такую цель поставила себе Маврина. И каким-то чудесным образом ей удалось осуществить задуманное.
В военное время человека с блокнотом и карандашом, который внимательно рассматривает и фиксирует что-то на бумаге, могли на полном серьёзе обвинить в шпионаже. Поэтому художница прибегала ко всяким ухищрениям, рисовала в кармане пальто, заходила в подъезды, укрываясь от посторонних глаз, и многое запоминала. Дома писала акварелью с набросков.
В суровые военные годы осознание ценности и уникальности русской культуры как будто обострилось. Результатом этого труда стал альбом, - галерея ушедших в прошлое уголков Москвы: переулки, храмы, колокольни, башни и монастырские стены. Что-то безвозвратно кануло в Лету, что-то уцелело, оттого и радостно сегодня узнавать выжившие церкви на рисунках Мавриной. «Я так натренировала свою память, что она запоминала даже все затейливые узоры Василия Блаженного. Его пестрота, с детства ещё поразившая воображение по Грабарю, стала потом камертоном к русским сказкам».
В 1943 году в дневнике Татьяна Алексеевна записала: «Придумала цель - рисовать церкви. Влюбилась в них как в человека». Вот так в изображении русских храмов Маврина и обрела свою заветную тему.
Лето Маврина с супругом, художником Николаем Кузьминым, проводили в Подмосковье: Абрамцево, Хотьково, Сергиев Посад (тогда Загорск). Здесь и открылись кладовые памяти, что хранили очарование нижегородскими пейзажами, и полюбила она изображать «жизнь саму по себе, как она течёт и утечёт бесследно, если её не зарисовать».
Так появился альбом «Загорск» - акварельные и темперные работы, сплошь все посвящённые маленькому провинциальному городку с его неспешным укладом, уютом старых деревянных домиков, собаками, лошадьми, кошками и козами на улицах, где над городом, на холме, возвышается Лавра, блистая золотыми крестами на разноцветных куполах. Сергиев Посад стал после Москвы первым провинциальным городом, в который Маврина влюбилась и который рисовала на протяжении многих лет. Вот Лавра в снегу, в зимний солнечный день; северное октябрьское хмурое утро с золотыми главками лаврских соборов на горизонте; горожане, спешащие спрятаться от надвигающейся грозы.
Маврина уловила это очарование русской провинции в неразделимости ансамбля, в необходимости симбиоза древности и современности, в неразрывной связи времён. Художница не мыслит Посада без вековых наслоений, без старых деревьев, деревянных мезонинов, ядовитого цвета ларьков и палисадников с золотыми шарами и флоксами. Именно в этом и заключается гармония. Отшлифованные, отреставрированные, изолированные от жизни и превращённые в музейные экспонаты, храмы теряют своё первоначальное очарование. «Неужели подлинные XVII, XVIII века хуже заново аккуратно сделанного XVI века?», - в недоумении записывает художница в дневнике. Только наделённый острым чувством красоты человек может уловить эти тонкие взаимосвязи в естественных законах развития городского пейзажа. Спустя десятилетия посмотришь на эти рисунки и найдёшь в них не только множество документальных фактов, но и повод для философских размышлений.
А вот что писала Т. Маврина о работе художника:
«Какой цвет здесь, какой там, какой теплее, какой холоднее. А тут во всю силу краски прямо из тюбика. Чтобы все сливалось, свивалось, что надо — выделялось, а где не надо — не вырывалось, „стояло бы по-старому, как мать поставила“. У художника, наверное, должно быть чувство плотника, строящего дом двумя руками и топором, без гвоздей. Песенная постройка, когда одна часть держит другую. В картине так же каждый цвет другой подпирает, на другом держится».
Примечательна характеристика, данная в то время Мавриной В. Милашевским — идеологом «Группы 13»: «Я не знаю человека, который бы так часто улыбался, как Татьяна Маврина. Вернее, она не часто, а всегда улыбается. Она улыбается даже во время словесных кровопролитий и бурных художественных драм, в которых ей приходилось участвовать. Ее щеки пылали, но глаза горели смехом. Улыбка рта, подогретая озорным блеском глаз, является выражением ее лица — и в буквальном, и в переносном смысле. …Ее темы — темы ребенка, смотрящего любопытными глазами на мир, и мудреца, знающего, что выше и глубже этой быстротекущей жизни нет ничего на свете. Вот железная дорога, вот мост, нелепые дома окраины Москвы. Стоит ей проехать по железной дороге и готова картина. Окраины Москвы, учения красногвардейцев — все дорого, все ценно для этих метких глаз и острого ума. Ее верный инстинкт игры, — а искусство — всегда игра, а не служба — сделал из нее прекрасную художницу. Как больно слушать иногда даже доброжелательные замечания по ее адресу людей, находящих, что Татьяна Маврина очень даровитый человек, но ей надо угомониться, перебродить. Убить ее игру — значит, прекратить существование подлинного художника. Шампанское хорошо, когда вылетает пробка».
Цветовые решения работ Мавриной сложны и утонченны, в них отсутствует примитивизм колористических построений, а композиции четки и многоплановы, они не боятся масштабных изменений при репродуцировании.
Произведения Т. А. Мавриной можно смотреть по отдельности и любоваться ими, но истинное их значение зритель понимает, рассматривая их в совокупности, в серии, «сюите» — открытии, привнесенном в современное искусство импрессионистами, которыми Т. Маврина восхищалась:
«…не каждый день и не каждый час можно увидеть живопись импрессионистов в Щукинской или Морозовской галереях. А когда увидишь по-настоящему, выйдешь потом на улицу — будет продолжение увиденных картин на стенах домов, на трамваях, Кремль вдали и вода. Все начнет складываться из мазков цвета. И красный, синий, желтый уже не красный, синий, желтый, а еще какие-то цвета плюс к ним, дающие жизнь и воздух. Живопись берет из видимого мира потоки цветовых мазков, выдавленные из тюбиков куски краски, сведенные во что-то совсем другое, чем фотография. Даже в самой скромной живописной картине — все патетичнее.
Вот интересные слова Ренуара, у которого была воля, не руководимая доводами разума: „Я не знаю хорошо или плохо то, что я делаю, но мною была достигнута ступень, когда на это было совершенно наплевать“. …Умер он вечером, а утром еще писал анемоны. Вот это, по-моему, и значит жить в искусстве».
В конце жизни главной страстью художницы стали натюрморты.
Она много болела, почти не выходила из своей маленькой квартиры и очень радовалась, когда кто-нибудь из гостей приносил цветы, которые 90-летняя женщина с завидным упорством всякий раз рисовала. Именно цветы на фоне березы и гаража — единственное, что Маврина видела из своих окон, — стали главными героями ее последних картин.
Девочки ,оставляйте пожалуйста свои отзывы о красоте шалей тут
http://platforum.ru/viewtopic.php?f=64& ... B5#p805486
и тут
http://platforum.ru/viewtopic.php?f=64& ... B0#p809013